Есенин предчувствовал трагедию
Великий поэт и Великая война

Когда началась война - ему вот-вот должно было исполниться девятнадцать. В автобиографических заметках, которые относятся к более позднему времени, он утверждал: «Резкое различие со многими петербургскими поэтами в ту эпоху сказалось в том, что они поддались воинствующему патриотизму, а я, при всей своей любви к рязанским полям и к своим соотечественникам, всегда резко относился к империалистической войне и к воинствующему патриотизму. Этот патриотизм мне органически совершенно чужд. У меня даже были неприятности из-за того, что я не пишу патриотических стихов на тему “гром победы, раздавайся”, но поэт может писать только о том, с чем он органически связан». В этих строках - опыт и восприятие 1923 года.

В 1914-м году, конечно, всё было не столь однозначно. Ведь эти тезисы Есенин составил в годы советской власти. Идти на конфликт с ней из-за трактовок Первой мировой войны он не намеревался, да и революционное мировоззрение поэта сказывалось. Он искренне критически - по-крестьянски! - относился к той войне. В незаконченной поздней поэме «Гуляй-поле» есть строки:

Крестьяне! Да какое ж дело
Крестьянам в мире до войны.
Им только б поле их шумело,
Чтобы хозяйство было цело,
Как благоденствие страны...

К таким обобщениям Есенин пришёл уже после Первой Мировой и Гражданской войн...

Но в автобиографии, вспоминая прошлое, он умалчивал о том, что не вписывалось в его новую систему убеждений. Не следует недооценивать политической прозорливости Есенина. Достаточно вспомнить, насколько ёмкое и точное определение он дал кризисным годам Российской империи:

И продал власть аристократ
Промышленникам и банкирам...

Однако перенесёмся во времена Великой войны, когда Есенин ещё не написал своих главных строк.

В октябре 1914-го ему исполнилось девятнадцать. Война разгоралась, в столицах патриотический подъём перемежался с паникой после первых трагических вестей с фронта. Есенин подлежал мобилизации. В первый раз он упоминает об этом в письме подруге юности - Марии Бальзамовой от 24 апреля 1915 года, из Петербурга, переименованного в Петроград: "В Рязани я буду 14 мая. Мне нужно на призыв...". Позднее, в июле 1915-го он рассказал в письме к В. Чернявскому: "От военной службы меня до осени освободили. По глазам оставили. Сперва было совсем взяли...".

Именно тогда он утверждал себя в литературном мире. Знакомства с маститыми поэтами, первые салонные выступления, первые публикации и искушения... Его воспринимали как «крестьянскую экзотику», а он примечал, быстро всё познавал, работал и на «дурную», и на истинную славу. О войне Есенин писал - но не в духе патриотической батальной героики. Он видел Вторую Отечественную через деревенские образы, далёкие от фронта, и всё-таки охваченные войной. Впрочем, он посвятил стихотворение - правда, не самое удачное - и бельгийской трагедии. Под впечатлением от первых месяцев войны Есенин напишет несколько стихотворений - почти все они быстро будут опубликованы. Пожалуй, лучшее из них и наиболее известное - «Молитва матери»:

На краю деревни
Старая избушка.
Там перед иконой
Молится старушка.

Молится старушка,
Сына поминает -
Сын в краю далеком
Родину спасает.

Молится старушка,
Утирает слезы,
А в глазах усталых
Расцветают грезы.

Видят они поле -
Это поле боя,
Сына видит в поле -
Павшего героя.

На груди широкой
Запеклася рана,
Сжали руки знамя
Вражеского стана.

И от счастья с горем
Вся она застыла,
Голову седую
На руки склонила.

И закрыли брови
Редкие сединки,
А из глаз, как бисер,
Сыплются слезинки.

Стихи в некрасовском духе - как народная песня. И знаменательно, что героя-воина Есенин - ещё не знакомый с армейским укладом - показывает через трагедию матери-старушки. Уж материнские слёзы он к девятнадцати годам повидал, тут был личный опыт...


На публикацию тогда обратили внимание. К новому соприкосновению с армией Есенин придёт уже известным поэтом.

В конце 1915-го стало ясно: службы не избежать.

В январе 1916 года один из его старших друзей, поэт Сергей Городецкий, обратился к полковнику Дмитрию Николаевичу Ломану, который служил штаб-офицером при Дворцовом коменданте и был уполномоченным по Царскосельскому военно-санитарному поезду № 143. Городецкий просил устроить Есенина санитаром в поезд, чтобы избежать отправки талантливого поэта на передовую.

Городецкий неспроста избрал для миссии «спасения поэта» именно Ломана. Полковник - убеждённый монархист и великосветский человек - был ценителем и знатоком искусств. Он увлекался русской стариной, в его доме частыми гостями были художники Васнецов, Рерих, Билибин, Нестеров... Фамилия «Есенин» не была для него пустым звуком - в стихах молодого крестьянского поэта тоже проступали милую его сердцу образы Руси.

Ломан не просто удовлетворил просьбу Городецкого - он решил стать покровителем молодого поэта и даже в глубине души мечтал внушить ему патриотические чувства, превратить в идейного монархиста. 16 января полковник направил в мобилизационный отдел Главного управления Генерального штаба ходатайство за № 56, в котором среди других призываемых в Царское Село санитаров была названа фамилия Есенина.

Но дело двигалось медленно - и в двадцатых числах марта Есенина призвали в запасной батальон, на военную службу. Тогда к Ломану обратился Николай Клюев, выступавший в салоне придворного полковника. Письмо он написал в своём вкусе, цветистое. Ломана привлекал затейливый стиль: «Прекраснейший из сынов крещеного царства мой светлый братик Сергей Есенин взят в санитарное войско с причислением к поезду № 143.

В настоящее время ему, Есенину, грозит отправка на бранное поле к передовым окопам. Ближайшее начальство советует Есенину хлопотать о том, чтобы его немедленно потребовали в вышеозначенный поезд. Иначе отправка к окопам неустранима. Умоляю тебя, милостивый, ради родимой песни и червонного великорусского слова похлопотать о вызове Есенина в поезд - вскорости.
В желании тебе здравия душевного и телесного остаюсь о песенном брате молельник Николай сын Алексеев Клюев».

Наконец, подтвердилось: Есенина призвали в санитары «царского» поезда. Служба полковника Ломана располагалась в удивительном месте - в Феодоровском городке на окраине Царского Села.


Этот сказочный городок построили в русском стиле, по проекту архитекторе Кречинского, к 300-летию династии Романовых. В 1915-м году его терема и храмы были новенькими, ещё пахли известью, тёсом и красками. Есенин прибыл туда 20 апреля (как видите, приказы исполнялись без спешки, с отсрочками). Ломан сразу же проявил радушие и уважение к поэту. Даже в автобиографии Есенин не забыл о Ломане - к тому времени расстрелянном: «При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта императрицы, был представлен ко многим льготам».

В первые дни поэта не отягощали служебными поручениями - но пришло время и проездиться по России в больнице на колёсах, пропахшей лекарствами и смертью. Таков был "Полевой царскосельский военно-санитарный поезд № 143 Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны".

"Военно-санитарный поезд состоял из двадцати одного пульмановского вагона. Он был необычайно комфортабелен: синие вагоны с белыми крышами выглядели очень нарядно. Правда, после налета австрийской авиации крыши были перекрашены в защитный цвет", - свидетельствует сын полковника Ломана, замечательный мемуарист, крестник императрицы. Он выжил в революционную бурю, навсегда сохранил любовь к Есенину и даже приноровился к советской власти.

Итак, Есенин приказом по поезду назначен санитаром в шестой вагон. Работа изматывающая. Нужно было следить за чистотой, переносить тяжелораненых и больных, ухаживать за ними, получать и распределять пищу... Однако Есенина берегли, не слишком загружали работой. К нему установилось особое отношение.

Первая поездка Есенина к линии фронта в составе поезда № 143 началась 27 апреля 1916 года. Долгий путь, первое столкновение с кровавой прифронтовой реальностью... Сохранились приказы по поезду, сведения о маршруте: Царское Село - Петроград - Москва - Белгород - Мелитополь - Полтава - Киев - Ровно - Шепетовка, и снова Гомель - Орша - Петроград - Царское Село.

Есенин запомнил стоянку в цветущем весеннем Киеве. Санитары посетили Киево-Печерскую лавру, отстояли всенощную. Ломан вообще стремился приобщить молодых людей к вере - и Есенин перебирал в памяти полузабытые молитвы.

В санитарном поезде рязанский мальчишка увидел всю Россию, вплоть до морских далей. Вместе с санитарами и ранеными горемыками он побывает и в Крыму. Увидит море.

Но главное - это не колокольный звон, не южные красоты, не берега Днепра, воспетые любимым Гоголем.

Поэт впервые увидел предсмертные страдания, кровь, мужество и трусость, увидел смерть. Эти картины перевернут его сознание: он и писать отныне станет по-новому. Не по-клюевски, а по-есенински резко.


До середины лета он жил на колёсах, а потом Ломан посчитал за благо видеть поэта ежедневно с тайным желанием представить поэта императрице... С июля началась служба Есенина в Феодоровском городке - в канцелярии и лазарете. Здесь его навещали друзья, здесь Ломан приобщал его к светской жизни и баловал деликатесами - вплоть до недурных вин.

А 22 июля 1916 года состоялось легендарное выступление Есенина перед двумя императрицами и другими членами царской семьи. Легендарное - потому что сведения о нём разноречивы. Но знают об этой встрече едва ли не все знатоки поэзии Есенина - особенно после красочного (и не во всём правдоподобного) биографического телесериала о поэте.

То был день тезоименитства вдовствующей императрицы-матери Марии Фёдоровны, которой Есенин уже был представлен стараниями неутомимого Ломана. На празднике присутствовала и императрица Александра Фёдоровна с дочерьми. Патриотически настроенный полковник выдержал программу в русском стиле: ансамбль балалаечников под управлением Василия Андреева и Есенин, который не только читал стихи, но и вёл концерт. Все были одеты в народном стиле и говорить старались велеречиво, как в былинах.

Есенин преподнёс Александре Фёдоровне специальный экземпляр первой книги поэта - «Радуницы». Вторым даром было стихотворение «Царевнам», написанное золотой славянской вязью в богато оформленном «адресе».


Стихотворение вроде бы не самое яркое, но таинственное:

В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Березки белые горят в своих вещах,
Приветствует мой стих младых Царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах
Где тени бледные и горестные муки,
Они тому, кто шел страдать за нас,
Протягивают Царственные руки,
Благословляя их к грядущей жизни час.
На ложе белом, в ярком блеске света,
Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…
И вздрагивают стены лазарета
От жалости, что им сжимает грудь.
Все ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладет печать на лбу.
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.

Концерт царственным дамам пришёлся по душе.

Полковник Ломан сиял, он даже написал специальное прошение на «высочайшее имя» Александры Федоровны с просьбой о поощрительном подарке поэту. И даже наметил подарок - золотые часы «Павел Буре» с цепочкой и с изображением двуглавого орла. Вскоре после вечера в реестре Ломана Есенин значился уже не санитаром, а писателем.

А часы прислали осенью, но Есенину они не достались... То была последняя осень империи. Ломан получил часы передал их поэту, но Есенин отдал их на сохранение полковнику - на время. А потом - февральская революция. И при обыске часы нашли в сейфе Ломана. Представители новых властей хотели вернуть часы Есенину - но найти его было сложно. У недавнего санитара началась бурная, скитальческая жизнь. «Вернуть их не представилось возможным за необнаружением местожительства Есенина», - сказано в докладной записке. Но всё это было в другой жизни - после революции. А летом 1916-го Петроград быстро узнал о «падении» Есенина.

Вольнолюбивый поэт продался, унизился перед императрицей, стал «развлекать» семью тирана, - так трактовали царскосельскую встречу недруги и даже недавние друзья Есенина.


Литературный мир, по большей части, агрессивно относился к любым проявлениям уважения к монарху и его семье. Таким был устоявшийся климат в столицах во время войны - по крайней мере, с середины 1915 года.

Возмущению либеральной общественности не было предела. Есенина даже вторым Распутиным называли - видели его ряженым мужиком при государыне.

В автобиографии Есенин не мог умолчать об этом событии - слишком известном. Он написал уклончиво: «По просьбе Ломана однажды читал стихи Императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные, Я ответил ей, что такова вся Россия. Ссылался на бедность, климат и проч.». Из стихов, которые Есенин читал в тот день, самое грустное - это «Русь», маленькая поэма, в которой прямо говорится о страданиях народа, не только в годы войны. Пожалуй, это лучшее стихотворение Есенина той поры - написанное в самом начале войны, оно, несомненно, перекликалось с тяжкими впечатлениями санитарного поезда.

По селу до высокой околицы
Провожал их огулом народ…
Вот где, Русь, твои добрые молодцы,
Вся опора в годину невзгод.

Это о крестьянах, уходивших в солдаты.

Есенин уже готовил к печати новый сборник - «Голубень». И, по некоторым свидетельствам, намеревался посвятить его императрице. Он понимал, что такой шаг закрыл бы для него двери издательств - но склонялся к «союзу» с царской семьёй. Правда, после февральских событий 1917-го об этом Есенин не вспоминал. При этом от просьб Ломана написать стихи во славу монарха и сражающейся армии и Есенин, и Клюев дипломатично отмахивались.

О более поздних событиях в автобиографии Есенин повествует так: «Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда я угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя». Это, скорее всего, художественный вымысел. Дисциплинарные наказания Есенин получал - за опоздания после увольнений. Но незадолго до отречения Николая II Ломан намеревался послать его... в Могилёв, к императору - чтобы поэт увидел царя во всём героическом великолепии похода. Но дисциплина в армии к тому времени расшаталась, и Есенин сумел уклониться от этой поездки. Так что свидетелем февральской революции он стал в непосредственной близости от её главных героев - столичных политиков.

При Временном правительстве Есенина направили в школу прапорщиков, но тут уж он действительно дезертировал, окончательно порвал со службой: "В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт...". Этот тезис автобиографии близок к истине, как и запоминающиеся строки «Анны Снегиной» про первого в стране дезертира:

Свобода взметнулась неистово.
И в розово-смрадном огне
Тогда над страною калифствовал
Керенский на белом коне.

Война "до конца", "до победы".
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.

Но все же не взял я шпагу...
Под грохот и рев мортир
Другую явил я отвагу -
Был первый в стране дезертир.

Правда, перед этим Есенин немного усложнил судьбу своего лирического героя:

Война мне всю душу изъела.
За чей-то чужой интерес
Стрелял я в мне близкое тело
И грудью на брата лез.

Я понял, что я - игрушка,
В тылу же купцы да знать,
И, твердо простившись с пушками,
Решил лишь в стихах воевать.

Я бросил мою винтовку,
Купил себе "липу", и вот
С такою-то подготовкой
Я встретил 17-ый год.

Понимал ли, что ослабленная, лишённая армии страна подпасть под власть немцев, да и поляков?

Политическим символом веры Есенина в те дни была революция с крестьянским уклоном. По-видимому - нечто вроде левоэсеровской стратегии.

О войне Есенин вспоминал часто - во многих стихах и поэмах. Но это были краткие экскурсы в прошлое. Героический эпос его не интересовал: военные события он воспринимал всё-таки тыловыми глазами. Но война проявилась и в его судьбе, и в судьбе народа.

Военный опыт пронизывает многие стихи и поэму о России, о Руси. Конечно, военную тему заглушила другая музыка: революции, Гражданская война, разруха, нэповский разгул... И всё-таки «Анна Снегина» начинается с непарадных воспоминаний о Великой войне, в которой поэту довелось поучаствовать. Такое не забывается.

Сергей Есенин не только писал о войне. Он в ней и участвовал в качестве санитара санитарного поезда, который несколько раз отправлялся на фронт из Царского Села, где в лазарете № 17 служил с апреля 1916 года по февраль 1917. Поэт не только читал и слышал о страданиях людей на фронте, но и своими глазами видел их, так как раненых доставляли на санитарный поезд, а его обязанностью было записывать их фамилии. Здесь им оказывали первую помощь, а тяжелораненых отправляли в госпиталь. Убитых он тоже видел, а некоторые умирали и при нём. Их тут же зарывали в ямы. То есть он сам был на дорогах войны.

Эти впечатления, конечно, отразились в его творчестве. В частности, особенно ярко в поэме «Анна Снегина». Цитирую: «И сколько с войной несчастных уродов теперь и калек. И сколько зарыто в ямах. И сколько зароют ещё». Так было в Первую мировую войну, в которой участвовал Есенин.

Ещё больше страданий люди испытывали во время Второй мировой войны. В нашей стране её называют Великой Отечественной. И поэзия Сергея Есенина помогала легче переносить эти мучения. О том, как это происходило, писали многие, но отдельную книгу выпустили только двое (насколько мне известно): наш земляк, писатель Валентин Сафонов, и член Есенинского общества «Радуница», фронтовик Борис Стырикович.

Они обе есть в моей личной библиотеке. Причём вторую мне вручил сам автор в своей квартире и со своим автографом 27 июля 2004 года в Петербурге. Первая вышла в 1995 году под названием «Есенин на фронтах Великой Отечественной…». Она очень эмоциональна и литературна. Конечно, профессиональный писатель Сафонов пишет лучше и ярче, но по содержанию мне больше понравилась книга Стыриковича «С Пушкиным и Есениным по огненным дорогам Великой Отечественной войны». В ней гораздо больше интересных фактов, чем у писателя. Он не только многое видел сам, но и использовал громадную информацию из фондов есенинского музея-заповедника, старые газеты, встречи с поэтами-фронтовиками и т. д.

Как пишет Стырикович: «Я читал стихи танкистам в январе 1943 года во время прорыва блокады Ленинграда, артиллеристам - в начале 1944 при полном освобождении Ленинграда от блокады, читал их и в госпиталях, куда попадал после ранений. Стихи Есенина часто вызывали слёзы на глазах: «как будто для нас писал». Особенно бойцам нравилось «Письмо матери», которое часто пели хором. Сохранилось несколько фольклорных текстов стихотворения. Вот один из них:

«И тебе в вечернем синем мраке
Вдруг покажется, как страшный миг,
Будто немец в рукопашной схватке
Двинул мне под сердце острый штык».

Как сообщил литературовед из Латвии Э. Мекш (ныне покойный, тоже мой старый знакомый), один из таких текстов был создан русскими людьми, угнанными в Германию:

Здравствуй, мать! Прими привет от сына.
Пишет сын тебе издалека.
Я живу, но жизнь моя разбита,
Одинока, скучна и горька.
Завезли меня в страну чужую
С одинокой буйной головой,
И сгубили жизнь мою младую,
Разлучили, маменька, с тобой.

В Государственном музее-заповеднике С.А. Есенина в Константинове на специальном стенде имеются переписанные в тетради целые сборники Сергея Есенина и отдельные стихи, которые прошли со своими владельцами через огонь войны.

Среди них много наших земляков. В книге посетителей музея оставил свою запись И.М. Блинов из села Дашково-Песочня, которое сейчас входит в черту города Рязани. Он сообщил, что в своём вещевом мешке во время войны всегда носил томик стихов Сергея Есенина: «Я читал его стихи солдатам в окопах, и как мне завидовали, что я тоже из Рязани».

Житель Рязани И. Гиляров всю войну прошёл с Есениным. В минуты опасности он вместо молитвы твердил про себя стихи Есенина. И пришёл с войны невредимым. Значит, Есенин помог. Фронтовик вспоминал: «В минуты затишья подходил кто-нибудь из товарищей и просил почитать Есенина. И я читал, что помнил с довоенных лет». Перед какой-либо трудной задачей его вызывал командир роты: «Дело предстоит серьёзное. Настрой ребят». И я читал Есенина. Приказ не выполнить нельзя».

Ветеран Великой Отечественной войны Александр Фролов, член нашей литературной ассоциации «Переяславль», в рассказе «Встреча в Сельцах» пишет, что находившаяся там воинская часть снабжала мать Есенина дровами в начале войны.

В годы войны через Константиново часто проходили на запад наши войска. В селе устраивали привалы. И многие солдаты и офицеры брали со двора поэта горсть земли, как символ Родины, которую будут защищать.

Сборники Есенина издавались и во время войны. И у нас – в Советском Союзе, и за границей, даже на оккупированной немцами территории.
Как отмечает бывший председатель Есенинского общества «Радуница» Н.Г. Юсов (ныне покойный, один из моих старых знакомых), в 1943 году Государственное издательство художественной литературы в Москве выпустило сборник стихов Сергея Есенина в твёрдом переплёте на 576 страницах тиражом 25000 экземпляров.

По информации Б. Стыриковича, отдельные стихи Есенина выпускались в 1942 и 1943 годах в Лондоне в трёх антологиях русской поэзии на английском языке. Несколько сборников вышло на оккупированной территории.
Первый - вышел в Одессе в январе 1942 года. Как предполагает Борис Стырикович,
сборник издан партизанами в одесских катакомбах. В 1944 - Есенина выпустили в оккупированных Минске и Риге. У Стыриковича подробно описан рижский сборник, у Юсова – минский. Но эта тема для специальной статьи.

И В. Сафонов, и Б. Стырикович пишут о судьбах поэтов, попавших на фронт. Оба называют поэта Григория Люшнина из Рыбного Рязанской области. В 60-е годы некоторые газеты писали о стихах неизвестного узника фашистского концлагеря. Думали, что он погиб. Но он оказался жив и вернулся домой. Это был Григорий Люшнин. Пленённый в начале войны, он попал в концлагерь. Там читал стихи Есенина своим товарищам – узникам. Этим он вразумлял тех, кто от голода и лишений хотел податься в армию Власова.

Борис Жаворонков – поэт-фронтовик с самой счастливой судьбой из всех рязанских поэтов. Он не только остался жив, но и выпустил несколько сборников стихов и даже собрание сочинений в 9 томах. Он же, по мнению Стыриковича и Сафонова, удачнее других написал в стихах о значении поэзии Сергея Есенина для фронтовиков. Они цитируют одно и то же стихотворение Жаворонкова. Оно, на мой взгляд, лучшее на эту тему.
Сквозь гарь промчась на парашютных стропах,
Я ни единым словом не совру:
Твои стихи читали мы в окопах,
Хранили, как патроны и махру.
Мы в списках рукописных их носили,
Я помню, как комвзвода их читал.
Крестьянский сын, ты так любил Россию,
Что мир тебя певцом её назвал!
Твои следы - в ромашках у затона.
Твои стихи – как утренняя звень,
То пахнут рожью, то спадают с клёна,
То радугой плывут у деревень.
Не все слова душевные пропеты –
Черновики остались на столе…
Бессмертна жизнь: рязанские поэты
Поют сегодня о твоей земле.

Как пишет Стырикович, активно участвовал в Великой Отечественной сын С. Есенина Константин. Константин Сергеевич в ноябре 1941 года ушёл добровольцем на фронт. Был защитником Ленинграда. Четыре раза был ранен и стал инвалидом войны. Широко известен случай геройского поступка Константина. В бою был убит командир и тяжело ранен его заместитель. Командиром назначили Есенина. Он бросился в атаку. У вражеской траншеи его достала пуля, и он упал. Родным сообщили о его гибели. Об этом написали в газете. Но он выжил и продолжал воевать. За боевые заслуги награждён тремя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны первой степени.

Борис Стырикович приводит воспоминания Константина Есенина: «Нелегко идти по жизни с фамилией Есенин. С ней мне удалось лучше увидеть, какой трудный, но славный путь прошли стихи отца, его имя. И я твёрдо знаю, что вопрос, который мучил Есенина в последние дни,- нужна ли его поэзия,- получил проверенный десятилетиями ответ: да, нужна!»
В книге Стыриковича цитируется стихотворение-воспоминание нашей землячки Веры Безводской:

«Есенина читала я солдатам,
И гимном жизни каждый стих звучал.
В землянке под бревенчатым накатом
Светильник в гильзе солнце излучал.
Гармошкой деревенской стих растает
Иль флейтой затоскует в полутьме:
«Отговорила роща золотая»
Иль «не грусти так шибко обо мне»…

Она была на фронте «дочерью полка», а после войны стала членом литературного объединения «Рязанские родники».
О примечательном случае, связанном с поэзией Есенина и именем Героя Советского Союза легендарного командира подводной лодки А. Маринеско, подробно рассказано в книге В. Сафонова и покороче у Стыриковича. Процитирую Стыриковича в сокращении: «Шёл 1942 год. Подводная лодка вошла на зимовку в Малую Неву и стала прямо против Института русской литературы. Моряки были допущены в музей Пушкинского Дома, им было разрешено пользоваться библиотекой. С экипажем часто беседовал В.А. Мануйлов, который в это время руководил институтом, лично хорошо знавший Есенина и посвятивший ему стихотворение, в котором есть такие строки:

И вот твоей зарёй разбужен,
Твоими строфами бурля,
Я сразу понял: ты мне нужен,
Как воздух, солнце и земля.

Вскоре лодка уходила на боевое задание, и моряки поняли, что Есенин им так же нужен, «как воздух, солнце и земля». В авральном темпе, за одну ночь, был перепечатан на машинке первый том сочинений поэта 1926 года. И необычное блокадное «издание» Есенина ушло на фронт. В дальнейшем было потопление крупного лайнера и крейсера, с которыми многие тысячи гитлеровцев ушли на дно. Изумительные стихи написал в честь подвига моряков рязанский поэт А. Потапов:

Побед подобных Балтика не знала,
Врагу за всё заплачено сполна.
Германия, как спрут, во тьме лежала,
В трёхдневный траур вся погружена.
…Медаль луны начищена до блеска,
И не страшит невзгод девятый вал.
Так вместе с экипажем Маринеско
С фашистами Есенин воевал.

В своей книге Стырикович пишет о вечерах поэзии во время войны. Он публикует воспоминания участника войны А. Духанина о вечере памяти Есенина в начале 1943 года в Москве, в Доме учёных: «Зрительный зал переполнен… И вот на сцене – Качалов. Мы жадно вслушивались в строки. Какая бы строчка ни звучала из уст Качалова, мы воспринимали её как наказ нам, уходящим на фронт, защитить Родину, не допустить врага. Исчезли, казалось, заботы неустроенного быта военного времени, освобождая путь самому чистому и светлому чувству – горячей любви к Отчизне, которую с такой силой выразил Есенин:
Но более всего любовь к родному краю
Меня томила, мучила и жгла…
Ни один из великих поэтов не потрясал меня так, как Есенин».

Не могу не сказать о том, что и мой отец брал на фронт сборник Сергея Есенина, изданный в Малой серии «Библиотеки поэта» в 1940 году. Судьба сборника интересна. Летом 1940 года из Москвы на Сахалин, где служил мой отец, приехал молодой офицер и привёз только что изданную книжку Есенина. А в 1942 году, уезжая на Сталинградский фронт, подарил её моему отцу. К сожалению, сборник выкрали из полевой сумки отца.

Ещё более интересна судьба такого же сборника нобелевского лауреата А. Солженицына. Он тоже взял на фронт свой есенинский сборник и сумел сохранить его за два года боёв (с 1943 по 1945). В феврале 1945 года его арестовали, но книги и рукописи будущего писателя не пропали. Их спрятал в дупле дерева его подчинённый старший сержант Соломин. Самое удивительное: они сохранились и в 1966 году были переданы им в руки А. Солженицына, в том числе и томик Есенина.
Так поэзия Сергея Есенина помогала нашим воинам выстоять в жестокой войне против фашизма!

Литература:

Сафонов В.И. Есенин на фронтах Великой Отечественной… - Рязань: Новое время, 1995. – 72 с.
Стырикович Б.В. С Пушкиным и Есениным по огненным дорогам Великой Отечественной войны. – Фронтовая лирика. Книга прозы. СПб: АССПИН, 2003. – 64 с
Павлов О. ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА: ТОЧКА ОТСЧЁТА. – Москва: Аргументы недели, 2014. – 31 июля. – С. 7.

>Сочинения по произведению Тихий Дон

Гражданская война как трагедия народа

Любая война несет разрушения и страдания. В особенности жестока гражданская война, когда враждуют люди, еще вчера бывшие родными друг другу. В своем романе-эпопее «Тихий Дон» М. А. Шолохов описал страдания донских казаков во время гражданской войны первой половины XX века. Он мастерски показал негативные последствия и бессмысленность этой войны, которая ни одну семью не пощадила, не обошла стороной. Если до военных и революционных событий казаки жили привольно в достатке и уважении, то с их началом они оказались втянуты в глобальный конфликт. Перед людьми встала незнакомая и ранее не встречающаяся проблема, на чью сторону встать. К этому они были не готовы.

Зная, сколько жертв принесет война, народ был против, но его целенаправленно втягивали в уже вспыхнувшие конфликт, в котором «брат идет на брата, а сын на отца». Даже не жестокому по натуре Григорию Мелехову пришлось убивать и не раз. Конечно, это стало для него великим испытанием. После своего первого убийства, когда он в бою зарубил австрийца, Григорий долго не мог прийти в себя. Его мучили бессонные ночи и совесть. Но война ожесточила всех. Даже женщины в ней по-своему участвовали. Дарья , жена Петра Мелехова , без раздумий убила Котлярова в отместку за мужа. Она также снабжала солдатам патроны. Дуняша , зная, что ее возлюбленный жестокий убийца, все равно вышла за него замуж.

В этой жестокой кровопролитной войне мало кто задумывался об ее истинных причинах и смысле. Не брезгуя ничем, многие начали заниматься мародерством, пьянством и насилием. В противовес им, Григорий Мелехов от начала и до конца романа ищет правду, задумывается над смыслом всего происходящего. Его мать, Ильинична , будучи женщиной мудрой, сразу понимает бесполезность этой войны. Для нее нет «красных» или «белых». Все они для нее чьи-то дети. Сам автор главную причину трагедии видит в болезненном переходе от старого уклада жизни, формировавшегося веками, к новому образу жизни. В гражданской войне происходило столкновение двух миров. Рушилось все, что стало неотъемлемой частью существования и строилось новое – то, к чему нужно было привыкнуть.

30. Гражданская война в литературе 1920-х годов (А.Фадеев, И.Бабель, М.Булгаков, С.Есенин)

Роман А. Фадеева «Разгром» (1926) повествует об истории партизанского красного отряда. События происходят в 1920-е годы во время Гражданской войны в Уссурийском крае.

Основная мысль: в гражданской войне происходит отбор человеческого материала, все враждебное сметается революцией, все, неспособное к настоящей революционной борьбе, случайно попавшее в лагерь революции, отсеивается, а все поднявшееся из подлинных корней революции, из миллионных масс народа, закаляется, растет, развивается в этой борьбе. Происходит огромнейшая переделка людей”.

“Разгром” А. Фадеева относится к числу первых художественных произведений, отразивших идейное содержание Октябрьской революции. Действие в “Разгроме” длится приблизительно около трех месяцев. В центре внимания автора - изображение человеческих характеров. Главное событие - военный разгром партизанского отряда - начинает играть заметную роль в судьбах героев лишь с середины произведения. В момент военных действий все внимание поглощено не описанием их, а характеристикой поведения и переживания участников борьбы.

Роман заканчивается гибелью большинства героев. Сюжет романа, таким образом, заключает в себе элемент трагедии, что подчеркнуто в самом заглавии.

Система образов “Разгрома”, взятая в целом, отразила реально-типическое соотношение основных социальных сил революции. В ней участвовали пролетариат, крестьянство и интеллигенция, руководимые коммунистической партией.

Бабель «Конармия» (1926) - цикл рассказов. Во всех своих произведениях о революции и гражданской войне Бабель обличал несправедливые обвинения, стоившие жизни многим неповинным людям, настигшие и его самого. Герои Бабеля во всех ситуациях старались избежать кровопролития. В одной из новелл “Конармии” главный герой перед атакой специально вынимает патроны из нагана, чтобы не убить человека. Боевые товарищи не понимают его и начинают ненавидеть. Бабель талантливо развивал гуманистические традиции классической русской литературы, в которых жизнь и счастье человека всегда преобладают над другими ценностями.

Роман И.Э. Бабеля «Конармия» - это ряд эпизодов, выстраивающихся в огромные мозаичные полотна. В них писатель показывает ужасы гражданской войны: жестокость, насилие, разрушение старой культуры. В этот процесс вовлечены простые люди - казаки, конармейцы - и представители интеллигенции. В «Конармии», несмотря на ужасы войны, показана свирепость тех лет, - вера в революцию и вера в человека. Следует отметить, что действие книги разворачивается на Украине и в Польше, но все упоминаемые ниже персонажи русские. Повествование ведется от лица Кирилла Васильевича Лютова. Он, образованный человек, знающий языки, наделенный чувством прекрасного, попадает в среду, в которой “режут за очки”. Сражаясь в Польше, герои книги постоянно сталкиваются с местным населением - поляками и евреями. Большинство евреев, изображенных в “Конармии”, образованные, оберегающие свою культуру и традиции люди.

За пафосом революции автор разглядел ее лик: он понял, что революция - это экстремальная ситуация, обнажающая тайну человека. Но даже в суровых буднях революции человек, имеющий чувство сострадания, не сможет примириться с убийством и кровопролитием. Человек, по мнению И.Э. Бабеля, одинок в этом мире.

В романе М. Булгакова “Белая гвардия” (1922-1924) отражаются события гражданской войны периода 1918-1919 гг. в его родном городе Киеве. Эти события Булгаков рассматривает не с классовых или политических позиций, а с чисто человеческих. Кто бы ни захватил город - гетман, петлюровцы или большевики, - неизбежно льется кровь, сотни людей умирают в мучениях, а другие еще страшнее ожесточаются. Насилие рождает еще больше насилия. Вот это волнует писателя больше всего.

Центральный образ – Дом, символ родного очага. Собрав в доме героев накануне рождества, автор задумывается о возможной судьбе как самих персонажей, так и всей России. «Велик был год и страшен по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй...» - так начинается роман, в котором рассказывается о судьбе семьи Турбиных. Они живут в Киеве, на Алексеевском спуске. Молодежь - Алексей, Елена, Николка - остались без родителей. Но у них есть Дом, который содержит не просто вещи, а строй жизни, традиции, включенность в общенациональное бытие. Дом Турбиных был возведен на «камне веры» в Россию, православие, царя, культуру. И вот Дом и революция стали врагами. Революция вступила в конфликт со старым Домом, чтобы оставить детей без веры, без крыши, без культуры и обездолить.

Роковой 1919 год становится переломным в сознании поэта С. Есенина и его творчестве. Гражданская война, голод, разруха, страшные реалии послереволюционных будней порождают чувство неуверенности, сомнения, состояние идейной смятенности. В стихотворениях 1919 года начинают звучать трагические мотивы («Я последний поэт деревни»). Есенин полон самых мрачных предчувствий.

«Анна Снегина». Основная часть поэмы (четыре главы из пяти) воспроизводит события 1917 года на Рязанской земле. В пятой главе содержится эскизный набросок деревенской послереволюционной Руси - действие в поэме кончается 1923 годом. События даны эскизно, и нам важны не сами события, а отношения к ним автора, - ведь поэма в первую очередь лирическая. Поэма Есенина и о времени, и о том, что остается неизменным во все времена.Одна из главных тем поэмы - тема империалистической и братоубийственной гражданской войны. В деревне времен революции и гражданской войн неспокойно: «У нас здесь теперь неспокойно.Испариной все зацвело.Сплошные мужицкие войны-Дерутся селом на село». Есенин предвидит трагедию крестьянства 1929-1933 годов, наблюдая и переживая истоки этой трагедии. Есенина тревожит, что русский крестьянин перестаёт быть хозяином и работником на своей земле, что он ищет легкой жизни, стремится к наживе любой ценой.Для Есенина главное - нравственные качества людей, и он рисует в своей поэме ряд колоритных крестьянских типов пореволюционной эпохи. Революционная свобода отравила деревенских мужиков вседозволенностью, разбудила в них нравственные пороки. В поэме, например, не романтизируется революционность Прона Оглоблина: Прон для Есенина - новое проявление национального характера. Он русский традиционный мятежник новой формации. Такие, как он, то уходят в глубину народной жизни, то вновь вырываются на поверхность в годы "безумных действия".

Лушников Олег Вадимович
научный сотрудник Института Истории и археологии УрО РАН

Тема гражданской войны огромна, сложна, противоречива, и настолько связана с личными взглядами исследователей, что подчас понимаешь - прошло уже почти 100 лет, а гражданская война все ещё идет. Продолжаются споры кто больше виноват - белые, или красные, кто начал первым террор, и кто был более жесток.

Гражданская война стала общенациональной трагедией, и для тех, кто находился у власти, и для интеллигенции, и для простого народа. В условиях не прекращавшейся в течение 7 лет внешней и внутренней войны рухнул весь сложившийся мир. Была разрушена экономика, поломаны личные судьбы, страна потеряла колоссальные ресурсы - материальные и человеческие. Гибель миллионов в братоубийственной схватке, разруха, голод, болезни, эпидемии, отбросили страну на десятки лет, и стали причиной новых кризисов (демографический, экономический и др.). В определенной степени тогда же были заложены и неизбежные методы форсированной индустриализации 1930 х гг. и сопровождавшие её жертвы.

Пока «большая политика» решала глобальные вопросы, жизнь простых людей превратилась в непрекращающийся кошмар. Документы пермских архивов (ГАПО и ГОПАПО), беспристрастно свидетельствуют о реалиях жизни общества в период нестабильности власти, отношении населения к политике белых и красных. Лейтмотивом всех документов этого периода является тема голода, разрухи, насилия, хаоса.

Комплексный анализ происходящего в стране был дан «по горячим следам» в «Обращении профессоров Пермского университета к ученым Европы и Америки» подписанного А.И. Сырцовым. «Всякая печать приостановлена; не выходит никаких газет, кроме „Правды“. Свободная проповедь в церкви влечет за собою тюрьму и расстрел… Малейшее проявление неудовольствия вызывает карательные экспедиции, которые производят массовые расстрелы и даже разрушения целых селений. При таких условиях единственный выход для населения - это восстание. И действительно - восстания не прекращаются… Захваченная большевиками страна расстраивается с каждым днем, благодаря полной дезорганизации жизни и плохому питанию производительность труда упала в 5 раз, в чем признается даже советская власть. Пассивное сопротивление или саботаж, проявляемые на каждом шагу, окончательно деморализовали народный труд. Безнаказанный захват чужого сделал труд бессмысленным. В связи с этим количество пищевых продуктов уменьшается с каждым днем и голод распространяется все шире и шире. В стране наблюдается уменьшение скота и зловещее сокращение запашек, что, впрочем, и понятно; кому охота пахать и сеять, раз он не уверен, что жатва достанется ему, а не будет отнята комитетами бедноты или реквизирована на нужды Красной армии… После ухода большевиков в оставленных ими местностях находят всюду трупы не только казненных, но замученных ими жертв. Особенно ужасны моменты, когда под давлением наступающих сибирских войск красноармейцы покидают местности, где они властвовали. Озлобление их достигает крайних пределов. Они насильно угоняют с собою жителей, набрасываются на мирных граждан, убивают их, вторгаются в дома, где нередко вырезывают целые семьи, насилуют женщин, разграбляют имущество. В деревнях к этому прибавляется ещё бессмысленное перерезывание того скота, который те не могут угнать с собою». (ГАПО. Ф. р-656. Оп. 1. Д. 33. Л. 1–9.)

Результатом такой политики стали и «Пермская катастрофа» красных в декабре 1918 г., и успешные мобилизация и наступление белых в Прикамье весной 1919 г. (ГАПО. Ф. р-656. Оп. 1. Д. 5. Л. 76.; Ф. р-746. Оп. 2. Д. 54. Л. 11, 11 об.), и удивительный накал страстей и готовность «самурайски» умереть, но не попасть к «красным извергам» среди части пермского крестьянства. (ГАПО. Ф. р-656. Оп. 1. Д. 4. Л. 298, 298 об.)

Летом 1919 г. самые непримиримые или погибли в боях, или ушли в Сибирь и эмиграцию. Уставшее от произвола военных население надеялось обрести мир под новой властью. Однако, вскоре после щедро раздающих обещания красных агиток (Ф. р-484. Оп. 2. Д. 19. Л. 1, 1 об.), люди и в селе и в городе снова столкнулись с реальностью «военного коммунизма». Инфляция, разруха, недостаток продовольствия (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 8. Л. 14.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 3. Л. 117.), произвол власти (ГАПО. Ф. р-383. Оп. 1. Д. 20. Л. 271.; Ф. р-49. Оп. 3. Д. 19. Л. 2, 2 об.; Ф. р-656. Оп. 1. Д. 32. Л. 1–8; ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 9. Л. 68.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 77, 77 об.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 50. Л. 63–65.) вызывают недовольство даже принявших было новую власть с надеждой рабочих и крестьян, которое часто перерастало в стихийные протесты, скрытую и открытую критику власти, рабочие забастовки и крестьянские восстания, массовое дезертирство из Красной армии и длительное партизанское сопротивление во многих уездах губернии (Чердынь, Оса, Оханск, Кунгур) (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 55.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 7. Л. 69, 69 об.; Ф. 754. Оп. 2. Д. 5. Л. 195, 195 об.). Власть фактически не контролировала большую часть территории губернии, продолжая держаться на штыках карательных отрядов (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 158–159).

Комплекс документов пермских архивов высвечивает реалии продовольственной диктатуры, деятельность комбедов и продотрядов, выкачивание продовольствия из деревни и её голодные будни (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 53 об.) методы сбора продразверстки и отношение крестьян к бесчинствам продработников (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 50. Л. 29, 29 об. ГАПО. Ф. р-49. Оп. 1. Д. 534. Л. 78, 78 об.). В каждом документе - тр «Товарищи, везде и всюду проповедуется свобода, равенство и братство, но, к сожалению, я все не вижу ещё для крестьянина ни свободы, ни равенства, а водят его, беднягу, как поводливую лошадь, принуждают его в скором времени обмолотить хлеб и предоставить в то же время на ссыпные пункты хлеб, сено, солому, картофель, гонят на всевозможныя работы и заставляют подвезти топливо для всех казенных учреждений и даже должностным лицам и гонят на дежурство, в то же время оставив не более 1 лошади в хозяйстве, и требуют на фронт обмундирование для красных наших орлов, и требуется большое количество мяса. И вот в таком ошеломлении у крестьянина голова совсем скружилась, и бывает много из того что крестьянину некогда привезти воз сена и вязанку дров для своего хозяйства, и едет, бедный, среди ночи…» (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 38. Л. 89.)

«У нас в деревне беспорядки, пришли два солдата и увели у нас корову молоденькую, накладывают очень большие налоги. Если есть в амбаре пуд муки, то полпуда отбирают. Не знаем, как и жить, очень плохо… Житье очень плохое. Слово сказать сейчас нельзя, а то арестуют. Ещё у нас отбирают картошку и яйца. Петя, эта власть очень плохая». (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 53. Л. 29–30 об.)

Характерно и отношение народа к новой власти, с требованием разогнать советы бездельников и бюрократов и вернуть в село старосту, писаря и урядника. «Жуль набилась везде: в начальники, в комиссары и т.д., прохвосты, грабители, бывшие пьяницы, которые спали под лодкой на берегу; они комиссары, они и управители наши. Мужья наши, отцы наши, сыновья подневольно проливают кровь на фронте, а эти прокляты коммунисты в тылу околачиваются, свои шкуры спасают, по деревням ездят, спектакли устраивают, такие значит лентяи хотят просветить народ. Это только насмешки над нами, больше нечего, извольте ко теперь гонять на работы в такой холод и такой глубокий снег, шутки сказать, нам женщинам идти в лес дрова рубить - не валенок, не лаптей и кожаной обуви, а иди… В учреждении, где сидело 2 человека, все дела правили, а теперь 20 человек, и ещё говорят, что уже столько работы - и поесть некогда. Конечно, много работы, когда почти совсем безграмотные: придешь с какой-либо бумажкой, да и ходишь от стола до стола, тут и ясно как день, что он не знает ни „А“ ни „Б“!» (ГАПО. Ф. р.-737. Оп. 2. Д. 1. Л. 17–18 об.)

Выкачанное неоднократными повторными продразверстками из сел под бодрые громогласные рапорты (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 97.) продовольствие, привело к страшному голоду зимой 1919 и весной 1920 г. (ГОПАПО. Ф. 557.Оп.1. Д. 7. Л. 79). Умирающие от голода крестьяне были вынуждены покупать в соседних уездах хлеб втридорога, только бы сдать непосильную продразверстку (ГОПАПО. Ф. 557.Оп. 1.Д. 52. Л. 94–96.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 21.). Катастрофически упали посевные площади. Бывшая губерния-производительница стала сама остро нуждаться в хлебе. (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 21.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 38, 38 об.). В тоже время, отобранное у народа продовольствие активно и безнаказанно расхищалось теми, кто его «охранял» и распределял, тоннами гнило на складах, а после выбрасывалось в овраги на всеобщее обозрение голодающих. (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 94–96, 104–106, 133, 133 об.). Головотяпство отдельных руководителей и генеральная линия ЦК на «продовольственную диктатуру», как самый эффективный способ контроля за обществом, чуть было не сослужили Советской Власти плохую службу.

Характерны отзывы на «второе пришествие большевиков» год спустя. «1.07.20. Сегодня в Перми празднуют годовщину освобождения от кровавой Колчаковщины, иначе говоря - освобождение от крупчатки, масла, свободы и т.п. поэтому случаю сегодня и занимались только до часу, а с 2х начнутся веселья. Эх… да только молчать надо». (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 51. Л. 40, 44.)

«Нет, в прочих державах нет таких беспорядков как у Вас в Советской России. У Вас правление согласно народной поговорке: „Был я раньше жулик, лазил по карманам, а теперь в Совете главным комиссаром“… Долой войну, долой коммунистов! Да здравствуют белогвардейцы. Долой Ленина и Троцкого с кобылятиной! Да здравствует Колчак с поросятиной!». (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 53. Л. 4.)

Рост антисоветских и антисемитских настроений (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 10. Л. 32.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 46–47), массовый выход из партии, как рядовых членов, так и ответственных работников (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 63–66; Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 63–66 об.; Ф.557.оп.1.Д.55.л.77–79,134,135.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 53. Л. 36 об.), недовольство властью в больной, голодной и раздетой армии (ГОПАПО.- Ф.557.оп.1.Д.52.л.104–106.; ГАПО. Ф. р-78. Оп. 3. Д. 22. Л. 41–42.) поставили под угрозу сам факт дальнейшего существования большевиков у власти. И лишь осознание В.И. Лениным опасности продолжения подобного курса и переход к НЭПу позволили смягчить отношения между российским обществом и его новой властью.